По улице проносятся машины такси и полные автобусы рабочих – в это тяжелое время никак нельзя оставить Америку без титана, а бюджет без налога на добычу полезных ископаемых. Я своими глазами видел пропуск № 49 тысяч с хвостиком, а значит, нашим заводам ничего не грозит. Эпидемия тоже, вирус, конечно, страшный и очень заразный, но для тех, кто без пропуска, и ближе друг к другу, чем на полтора метра. С пропуском можно и в автобусе, он же пропуск.
Прижимаясь поближе к дому, пришаркивая ногами, идет старушка, лет семидесяти. На поводке впереди нее, весело помахивая хвостом, бежит крошечный белый двортерьер, видимо, единственный спутник жизни в одной квартире с женщиной.
Страшные нарушители. Так и слышатся голоса троллей из соцсетей – вообще ни о чем не думают о людях что ли подумали бы а ну как это можно куда смотрит полиция. Вон в Казани такую бабушку шестеро полицейских быстро объяснили что здесь ей не там и надо прекращать нарушения хулиганить.
Так нет у бабушки никакой, вообще никакой возможности законно выгулять собачку. Самой ей нельзя: 65+. Ее родственникам получить пропуск к ней вообще никак нельзя, можно только 80+ (да и можно ли – это вопрос). Будет ли социальный участковый гулять с собакой? Что-то даже боюсь набрать номер и спросить. А просто участковый?..
Еще бабушка вообще никак не может выехать в сад, одной мыслью о котором она пережила всю долгую и одинокую зиму. Конечно, в те благостные времена дети и внуки могли к ней заглядывать на огонек, не спрашивая разрешения у государства, но все ж на работе. Если какая проблема – не вопрос, сейчас приедем и устраним! а просто пообщаться и поговорить и в семье-то не всегда получается. Поэтому чернильным февральским вечером перебирала бабушка пакетики с семенами и в который раз перерешивала, что куда посадит, да не забыть бы вот этот новый сорт помидорок попробовать. Теперь рассада весело зеленится на подоконнике, а в голову лезут тяжелые мысли. Даже если есть у бабушки 65+ машина и права (и таких я тоже знаю), ей категорически опасно выйти, сесть в машину у подъезда, поехать в сад и одной, ни с кем не общаясь, на свежем воздухе покопаться, наконец, в оттаивающей земле, увидеть, как взрастает плод ее трудов, с гордостью ощутить, что разогнуться-то я, конечно, давно уже не могу, но ведь могу же что-то! Но бабушка родилась, когда умер великий Сталин, и она многое повидала на своем веку. Такой всеми не понимаемый, но всеми же единодушно одобряемый абсурд был нормой во многих областях жизни в СССР. И длилось всё это долго-долго, почти бесконечно. Аритмичным сердцем бабушка интуитивно ощущает, что и происходящее скоро не кончится, слишком уж круто и быстро все закручено. Неделю назад всё было можно, а на следующий день всё стало нельзя. И никто не понимает, почему, но все поддерживают, как знакомо. А еще она учила в школе историю, как подло один германский канцлер-президент воспользовался поджогом Рейстага, а то и организовал его, чтобы ввести чрезвычайное положение, да так и не отменил до конца своей жизни. Тут же нет пути назад. Если вдруг отставить чрезвычайщину, у многих-многих возникнет вопрос, а что это было, а зачем это было, и кто виноват. Проще сделать режим добровольных ограничений свобод граждан вечным, мало ли поводов. Вон, по телевизору говорят, центробанк уже вторую волну эпидемии планирует. Поэтому не время для раздумий, надо еще немного потерпеть. А кто не хочет, для тех уже готовы нужные законы, штрафы существенно поддержат нас в этот непростой момент.
Да и как поедешь на дачу, когда подошла пора прививок от клещей, а не получится, медицина ведь вся готовится бороться с эпидемией. Правда, болеют в России сегодня 10 тысяч человек из 144 миллионов, 0.007%. Но вся медицина готовится, на всякий случай, больше ничего не делает. Ортопед когда еще обещал поставить в план, ногу прооперировать… Да понимает она всё, понимает. Не время, надо потерпеть.
И терпит. И читает указы, пытаясь понять, все-таки на дачу отпустили – в один конец или вернуться можно? И как внуку потом возвращаться, без пропуска на дачу, если он ее все же отвезет когда-нибудь? И кто ей туда, в Турлавы, сможет привезти свежего хлеба? Нет, вроде бы не волонтеры…
И разговаривает по телефону с правнучкой, которая очумела уже окончательно от непрерывного сидения дома, извела всех родителей, и теперь хоть у бабушки пытается выяснить – а когда к тебе можно будет придти? или в детский сад пойти, я там так давно не была? Но к бабушкам можно ходить только волонтерам, у них пропуска, а значит, посещая весь день магазины и пенсионеров, они не имеют никакого шанса заразиться. Единодушно одобряем такой подход. Внучке, конечно, очень опасно, а раз опасно – так это теперь синоним слова «нельзя». Самонельзя, самоизоляция, самопонимание проявляем все. Ничего, папа с работы поедет, найдет возможность все же заскочить не в ближайший магазин, а в тот, где конфеты вкуснее. Если не задержат его, принесет немного, дочка порадуется.
И ждет бабушка очередного указа или обращения к населению, гадая, что же еще станет можно, а что нельзя? И почему все так быстро меняется? Это гибкость системы управления, новые правила каждый день? Или неспособность предусмотреть разрушительные последствия прежних указов?
И треплет по загривку соскучившуюся собачку, такую же одинокую и изолированную, а потом с тяжелым вздохом идет нарушать закон.

https://sun2.informsvyaz.userapi.com...gplmCC9lVY.jpg